Публикации

Однажды проигравшим посвящается

В страданиях тех, кого разлюбили, всегда есть что-то жалкое и смешное.

Оскар Уайльд. Портрет Дориана Грея.

Раннее утро, холодный душ и тренировка. Какое же это счастье, готовиться к настоящим соревнованиям! Ничто не сравнится с игрой мускулов перед ответственным стартом, никакое другое событие не приведет воздух в голове в такой круговорот, чтобы коленки подкашивались по пути на стадион. Чтобы трудно было нести не то что сумку, себя самого, и одновременно хотелось бы и как можно скорее добраться до стартовой черты, и не идти туда ни за что. Эти два черта готовы разорвать несчастную, даже трусливую человеческую душу, ибо только дурак не трусит и не волнуется. А настоящий чемпион — конечно, тот, кто дал трусости в морду. Прямо вот так! Нежнее здесь не скажешь. Это же спорт. Даже музыканту у сцены или, в конце концов, влюбленному мальчишке перед первым свиданием и то приходится совершать насилие над жалкой на этой убогой трусостью. Маленькой, противной, трясущейся, цепляющейся за каждый нервный выступ в сознании. На тебе! И спортивные шаги понесли маэстро к сцене, или беговой дорожке, или, как уже сравнивалось, к ложу любимой женщины.

Но все это не сейчас. Сейчас только работа над собой, над планами, над каждой прожилкой тела, над каждой извилиной сознания, которому и предстоит сделать решающий удар по нервам перед встречей с НЕЙ. В принципе, он у думает о ней, как о женщине. Олимпиада! Какая смертная может носить такое величественное и в то же время женственное имя? К какому созданию из плоти и крови можно стремиться так, как к этим играм? Женщина не бывает справедливой, иначе она просто перестает быть женщиной. Она упивается очарованием, исходящим от её взгляда и речи с такими милыми интонациями. Каждое движение — игра, доставляющая удовольствие самцам, жаждущим её прикосновения, её грубости, мечтающим о том, как изменится выражение её лица, каким оно станет, как им кажется, чувственным, с надрывом, просящим, когда они ворвутся в её тело, купаясь, атакуя, насилуя. В женщине не меньше эгоизма, чем в каждом из них, поэтому они и ранят друг друга ядовитыми жалами страсти, ревности, а потом и безразличия, убивая волю тех, кто послабее, ожесточая тех, в ком дышит сила.

Насколько его устремления чище! Порой, его захлестывают эмоции от красоты собственного жизненного процесса. Выбегая каждое утро на элементарную разминку, он парит над землей. На каждом столбе развешаны олимпийские картинки, которые не дают отвлечься от мысли об играх. Но он не думает сейчас о стоне трибун, о безумном соперничестве, которым его одарят мощнейшие соперники. Ему не мерещится сейчас блеск золота и сладкий вкус шампанского. Ему просто хорошо. Он парит, потому что занят делом всей своей жизни. В этом он убедил себя уже давно, и сомнения не просто спрятались в самый дальний уголок его сознания, а потеряли всяческую суть и достоинство. Смотреть противно! Разве это сомнения?! По их головам ступает госпожа Уверенность, которой и предстоит в недалеком будущем биться за своего господина с куда более опасными противниками — нервами. Боже мой, как он счастлив! Вот она — сила, которая делает его неуязвимым для всяких женских штучек. Вот она — поступь человека, идущего к настоящей цели. Олимпиада — воплощение справедливости. Разве служение ей можно сравнить с любовью к женщине? Никогда не знаешь, как женщина, даже самая приличная (ха!) поведет себя в той или иной ситуации. Женщина неадекватна, а он всю жизнь стремился к балансу.

Откуда-то он знает, какая она — эта Олимпиада. Ему безумно сладко от мысли о ней. Такое впечатление, что без неё случится нечто страшное, и от мыслей этих ужасных сердце колотится, как после стометровки. Голова идет кругом, и хочется подталкивать земной шар, чтобы время летело быстрее, быстрее, чтобы заснуть и проснуться уже рядом с ней, Олимпиадой. К счастью, для таких эмоций он слишком умен, и вынужден еще и еще раз просчитывать в голове план подготовки. Если хоть один компонент откажет, то он будет опозорен. Он проиграет эту немыслимую гонку всей своей жизни. Он не может себе этого позволить, да и не собирается быть таким глупым осликом.

Откуда же он знает, какая она? Кому задать этот вопрос? Или вот еще один. Откуда ему известно ощущение исступления от рева олимпийских трибун, когда даже снаружи стадиона невозможно пройти мимо, чтобы не прослезиться? Да, эта волна человеческих эмоций вытягивает из него слезы, а точнее подводит их ровно к той черте, куда, как выражаются, подступает комок. Он хочет оргазма, который может наступить только после победы.

Он пытался симулировать. Нет, не в одиночку, конечно, он уже не мальчишка. Он выходил победителем в стольких состязаниях, что понял, в его жизни может быть только один настоящий триумф. Потея в тренировочном зале, подтягивая одно мышечное волокно за другим, отрабатывая один технический рефлекс за другим, он не думал о единственной победе в своей жизни, он знал о ней. Это такие разные вещи. Думать о том, что ты красив, или знать, что ты хорошо собой. Когда ты думаешь о внешности, то крутишься перед зеркалом, взвешиваешь, мечтаешь, славишь Бога за то, что ты получился именно таким. Когда ты знаешь, то ты просто идешь по улице с гордо выпрямленной спиной. Остальное прилагается. Он все знал, и его спина была выпрямлена, как никогда. Каждое утро, день за днем, тренировка за тренировкой, старт за стартом, его жизнь не проходила, а неслась вперед к счастливой встрече. Он считал месяцы, он считал дни, и когда-то наступил момент последнего отсчета — по часам.

Эти часы ожидания не были долгими, ведь он рассчитал все заранее. Дни перед стартом он разумно нагрузил несложной, но довольно занимательной эмоциональной и физической нагрузкой, последними штрихами к подготовке, заключительными сборами, у него не было ни часа, чтобы перегореть, у него не было ни минуты, чтобы замечтаться. Он лег точно по расписанию с единственной мыслью: «Я сделал все, что мог. Я не верю, что время пришло так быстро, но я готов». Электронный будильник отсчитывал ночь.

Он проснулся за несколько секунд до пронзительного сигнала, и сон улетучился, как самый легкий газ на свете. Все было точно рассчитано, и в его теле не было ни усталости, ни натянутости, хотя какой-то нерв, безусловно, присутствовал. Вот она трусость, от встречи с которой, он знал, ему не отвертеться. Но как легко она отступает! Как будто он уже проходил этот путь. Он помнил каждый шаг и был немало удивлен проявлением болезни впечатлительных людей — дежавю здесь и сейчас. Наверное, он слишком много думал об этом дне, чтобы сейчас постоянно натыкаться на несуществующие воспоминания. В любом случае, его это не нервирует, а даже немного подстегивает. Сколько задора в этом теле, сколько радости, сколько вызова всем остальным, сколько преклонения перед ней! В его душе праздник, который может подарить только Олимпиада.

Подходя к стадиону, он, казалось, уже слышал шум трибун и первые вскрики. Точнее, он знал, каким должен быть этот шум, но не слышал его. Все правильно, вот олимпийская аллея, вот флаги, вот плакаты. Но почему так тихо? Где люди? Две тысячи волонтеров. Он знает, что они должны быть здесь. Они должны встречать его, обыскивать, искать взрывчатку, допинг, все что угодно, но только искать. Где журналисты, готовые взять интервью у тех, кто претендует на победу, то есть у него, а затем готовые гнаться за чемпионом и ломать друг другу руки и аппаратуру, только чтобы добраться до эксклюзивного репортажа с чемпионом? Где судьи, которые следят за исполнением олимпийских принципов? Где, черт побери, сотни тысяч зрителей, возбужденные от всего происходящего не меньше, чем участники? Он начинал ругаться. Где, будь они прокляты, знаменитости, короли, президенты, актеры, считающие за честь оказаться в центре событий таких замечательных стадионов, как этот? Как такое могло получиться?

Он еще слишком мало понимал, чтобы заплакать. Дайте ему еще несколько секунд, дайте ему прокрутить в голове всю свою жизнь, чтобы он понял, что игры, мыслью о которых он жил все это время, прошли! Сейчас он поймет, что дежавю, поразившая его сегодня утром — ни что иное, как воспоминания о той ПРОИГРАННОЙ Олимпиаде, которая, как казалось тогда, любила его, возле которой он был фаворитом, звездой. Дежавю о единственной в жизни возможности, улетевшей подобно птице, рассыпавшейся, подобно волне, разбившейся, подобно любви. Только дежавю и ничего более.

Он стоял на коленях, окруженный пустыми трибунами. Где-то наверху хлопали рваными крыльями старые флаги, ветер волочил мимо обрывки просроченных плакатов. Сейчас он все прекрасно помнил, но не мог думать о судье, который вынес какое-то там неправильное решение, не мог представить себе, что провел несколько месяцев в этой кошмарной специальной клинике после нервного срыва, не мог поверить, что так ошибался. Одна и та же мысль, как шипящая корявая пластинка крутилась в самой несчастной голове на свете: «Она сейчас с другим. Почему? Неужели он хитрее, или сильнее, или лучше, или преданнее? Ведь это она выбрала его, а не он победил. Она выбрала его, хотя я не сделал ни одной ошибки и был честен до конца. Она поступила, как настоящая женщина!»

Он не мог найти смысла в том, чтобы куда-то идти и вообще дальше жить. Он либо прозрел, либо сошел с ума.

Если бы мир был совершенным, никто бы не проигрывал. Но в этом мире каждый в чем-то теряет. Потеряла и я. Но главное не это. Все, что было — наше. Дай Бог каждому. Я по-прежнему люблю твои глаза, они так блестят, когда я с тобой. 21-го начинается новый отсчет — отсчет твоих новых побед, которые приведут тебя к победе на олимпийских играх. С Днем Варенья!

Твоя Олимпиада.

Все материалы раздела «Рассказы»



И снова навигация

© 2007 Василий Соловьев. Все права защищены.

Создание сайта — Элкос